Весь день — сплошные улыбки, цветы, шум, радостные встречи. Все рассказывают, захлебываясь, о летних переживаниях. Многие ребята загорели и, кажется, выросли.
Были, конечно, уроки, но… кто же не знает, как трудно слушать внимательно после летних каникул.
Пыжик, увидев меня, оскалил зубы, засмеялся:
— Ну, как Нептун? Не пишет?
Да, Нептун. А я ещё не всё рассказала о нём. Попробую закончить его историю!
Значит, так.
Пришвартовались мы у необитаемого острова, а так как он был расположен на такой широте и долготе, что через всю его территорию можно было переплюнуть как с севера на юг, так и с востока на запад, отыскать берёзовый кол было не трудным делом. Кол мы выдернули и, раскопав землю под ним, нашли бутылку, а в ней записку:
«Не торопитесь, но и не медлите. Вы уже у цели. Ещё одно усилие — и ключи перейдут вам в руки!..
— Стойте, стойте, какие ключи? — спросила Нина.
— Какие, какие?! Неужели непонятно? Ключи к спасению чести, — нахмурился Пыжик. — Но давайте не будем перебивать. Где я остановился? Ага. Вот…
«Смело идите к памятнику Зои Космодемьянской. Когда подойдёте к памятнику, встаньте лицом к большому пруду, спиною — в сторону памятника Матросову, потом поверните головы на два румба вправо. Вы увидите справа от себя заросли кустарника. Вот тут-то, в двух шагах от парковой дорожки, в самых зарослях кустарника, ищите медную пуговицу. Возьмите её в правую руку. За пуговицей потянется тонкий шнурок. Не удивляйтесь, а тяните его до тех пор, пока не вытянете из земли вокарудотс, а также ценную премию за ваши усилия…
Привет! Нептун — гроза морей и четыре бороды».
— Что такое вокарудотс? — спросила Инночка.
— Что, что? — усмехнулся Пыжик. — Самый обыкновенный вокарудотс. Ну, да это слишком долго объяснять… Достанем его из-под земли — вокарудотс, — тогда ты и сама увидишь, что это такое… И давайте, ребята, без глупых вопросов… Короче говоря, плывём сдавать лодку.
— так обильно стекала со всех вода.
Марго предложила пойти на пляж, чтобы обсушиться немного на солнышке, но Пыжик криво усмехнулся:
— Трижды ха-ха! Первоклашки мы, что ли?… Как это поётся? Солнце, воздух и вода нам полезны завсегда! Закаляйся, как сталь!
Марго поспешила согласиться.
— Я лично не против, — забормотала она. — Мне так приятно даже… Холодит и… вообще. Я за вас, Пыжик… беспокоюсь… Как бы вам не простудиться…
Солнце освещало тенистые аллеи, чтобы нам удобнее было шагать по ним; облака плыли над нами, как бы желая проводить нас и посмотреть, чем кончится экспедиция; шпалеры кустарников и деревьев, покрытых весёлым, зелёным пухом, стояли по сторонам, как солдаты при встрече королей, президентов и министров. В нежной клейкой листве парка возились ошалевшие от весеннего воздуха суматошливые воробьи, и они чирикали так, как могут чирикать только одни ленинградские воробьи, которые выполняют в парках Ленинграда обязанности соловьёв и других приличных птиц. Подсвистывая воробьям, тёплый ветер шевелил опушённые клейкою листвою кроны деревьев, ерошил зеркало прудов; вода в них искрилась под солнцем живой, сверкающей чешуёй.
Экспедиция шагала по аллеям, оставляя за собой шлейф стекающей со всех воды, поливая щедро посыпанные свежим песком дорожки. Позади тащилась (именно тащилась, а не шла и не шагала) Инночка Слюсарёва. Она всё время останавливалась, то и дело потирала лоб, бормотала что-то под нос.
Оглядываясь назад (мне показалось, что она заболела), я вдруг увидела, как Инночка опустилась на колени и, странно жестикулируя, принялась выписывать на песке пальцем не то чертежи какие-то, не то таинственные письмена.
Я окрикнула её:
— Э, что у тебя там?
Инночка подняла голову, а встретив мой взгляд, неожиданно захохотала, да так, что все невольно остановились, недоумевающе поглядели друг на друга.
— Чего хохочешь? — удивилась Нина. — Смешинка в рот попала?
Взмахнув руками, Инночка села на песок и принялась так хохотать, словно её щекотали.
— Да ты что? — испугалась Валя. — С ума сошла?
— Наоборот! — крикнула Инночка и снова захлебнулась смехом. — Наоборот надо! — выкрикивала она, вытирая проступившие от смеха слёзы. — Если наоборот, — тогда всё понятно!
— Сошла с ума! — вздохнул мрачно Пыжик. — Я же говорил, нельзя брать на такое опасное дело всех, кто под руку попадёт! Тут нужны люди с крепкими нервами. Пусть идёт домой! Скажите ей!
— Ты можешь идти домой! — крикнула я. — Теперь мы одни справимся! Отдыхай!
— А вокарудотс? — снова захохотала Инночка.
— Ну, и что? — подозрительно посмотрел на неё Пыжик.
Мы ничего не поняли.
— Перестань смеяться! — попросила Нина. — Говори по-человечески.
— Но я же и говорю! — развела руками Инночка. — Наоборот надо. Читайте «вокарудотс» не слева направо, а справа налево, и получится «сто дураков»!
— Она больна! — сказал Пыжик. — Отведите её домой!
— Неужели непонятно? Ну, тогда читайте сами! А я уже прочитала, и у меня получилось… Что получилось? А получилось: «Тащите шнурок и сто дураков».
— Розыгрыш? Да? — почему-то обрадовалась Нина. — Ну, что, разве я не говорила?
— Что ты говорила? — взорвался Пыжик. — Ничего не говорила! И зачем ты пошла с нами, — не поймёт вся Академия наук.
— А что я теряю? — усмехнулась Нина.
— Что теряешь? — растерянно переспросил Пыжик, думая о чём-то другом. Глаза его стали скучными, он весь словно посерел, осунулся, ресницы его пришли в движение: то вверх, то вниз, то вниз, то вверх, будто отплывал он от неприятностей, помахивая, вместо платочка, ресницами.
— Подождите! — поднял руку Пыжик. — Одну минутку! Во-кару-дотс! — он присел, поспешно начертил на песке это дурацкое слово, провёл по нему пальцем и грустно вздохнул. — Правильно! Сто дураков! — И, взглянув на нас, захохотал так, словно боялся заплакать. — Ха-ха! — выжимал он из себя весёлый смех, глядя на всех невесёлыми глазами. — Так я же давно догадался, что это розыгрыш! Эх, вы!
— Догадался? — усомнилась я. — Тогда зачем же ты:…
— А затем! — Пыжик оскалил зубы, как Джульбарс. — Для интереса! Вот зачем! — И вдруг лицо его повеселело, глаза заблестели, радостная улыбка раздвинула губы. — Ну, сто дураков! Ну, хоть двести даже! Ну и что? Ну, а дальше? Тайна-то ведь не раскрыта? Нет! Мы же всё равно ещё не знаем, кто разыграл нас! И почему именно нас, — тоже непонятно. Значит, — он сделал паузу, молча посмотрел на всех и решительно надвинул кепку на ноc, — я остаюсь! Выясню всё… один! Если никто не останется!
— Почему никто, Пыжик? Я остаюсь с вами! — послышался голос Марго.
— И я!
— И я!
— И я!
— А мне, — сказала Инночка, — всё равно нечего делать.
Мы двинулись к памятнику Зои. Но хотя работы экспедиции продолжались, настроение у всех было, видимо, такое же, как у меня. А моё, скажу честно, определённо испортилось. Мне показалось, что и солнце светит после появления вокарудотса уже не так, да и всё в парке стало вроде невесёлым, как дождливая, осенняя ночь.
храброй девушки, Пыжик сказал, как бы разговаривая сам с собою:
— Но только это не наши ребята… Почерк мировой… И опять же — ни одной ошибки в письмах… Нет, честное пионерское, это всё-таки самая настоящая тайна.
Облака плыли над бронзовыми плечами Зои, пепельно-сизые голуби вились над её головой, опускаясь на бронзовые волосы, на закинутую за плечи винтовку. Зоя стояла повернув голову в нашу сторону. Она смотрела на экспедицию таким спокойным и твёрдым взглядом, что мне захотелось остановиться, и что-нибудь сказать ей.
Проходя мимо Зои Космодемьянской, Пыжик отвернулся и, кажется, покраснел. Ведь Зоя единственная девочка, которой, как говорил Пыжик, он завидует.
— Ладно, сейчас узнаем, — сказал он, нервно подёргивая воротничок куртки, — сейчас всё станет ясно. И кто разыгрывает, и почему разыгрывает, и так далее. — Он говорил, обращаясь к нам, но смотрел на нас, как на пустое место. Его глаза глядели куда-то дальше. — В общем-то, теперь самое интересное узнать, кто и для чего разыгрывает. Да! Вот в чём штука!
Как хорошо, как интересно началось всё! Ну, почему в загадочную тайну вмешалась Инночка? Хотела всё описать сегодня, но уже устала, да и пора ложиться спать. Но завтра обязательно, непременно закончу рассказ о приключениях в парке Победы.