Медную пуговицу мы отыскали быстро. В зарослях кустарника Инночка и нашла её. Она же (как будто для того мы её пригласили) вытащила прикреплённый к пуговице шнурок, а затем, проворно перебирая непомерно длинный шнур, вытянула из-под корней какой-то свёрток.
— Вот!.. Тайна!.. — Инночка схватила что-то завёрнутое в газету и перевязанное бечёвкой. — Вскрываем? — И, не ожидая ответа, распаковала свёрток. — Ура! — захохотала Инночка. — Это вам!
Мы отшатнулись.
В руках Инночки появился пучок розог, обвитый розовой ленточкой. На ленточке было написано тушью:
«Наружное. Принимать перед чтением книг о похождениях шпионов.
Привет! Нептун — гроза морей и четыре бороды».
— Вот это секрет! — совсем уже бесстыдно захохотала Инночка.
Нина посмотрела на небо и, улыбаясь, вздохнула.
— Пятеро отважных и смелых открывают тайну! — сказала она и, передёрнув плечами, достала из кармана маленькое зеркальце. — Пятеро курносых оканчивают игру со счётом пять — ноль в пользу Нептуна — грозы морей! — снова вздохнула Нина и, поглядывая в зеркальце, стала рассматривать свои зубы.
Неужели это простое совпадение? Мне показалось в эту минуту, что я сделала какое-то научное открытие, но какое именно, этого я ещё не могла понять. Однако разве не удивительно, что пять курносых попали, как один, в такое глупое положение?
Впрочем, лично я не совсем курносая. Пожалуй, я только подвид небольшой курносости. Но лишь успела я отметить мысленно деление курносых на виды и подвиды, как с ужасом подумала: «Ну и шум будет в классе, когда узнают о наших похождениях в парке».
— Девочки, — сказала я, — как это хорошо, что у нас появилась настоящая тайна. Собственная! И вы понимаете, конечно, что нам теперь придётся хранить её, заботиться о том, чтобы никто не узнал о приключениях с Нептуном.
— Ясно! — повела носом Марго. — Если в классе узнают, — засмеют!
— Ребята, — сказал он, расстегнув воротник рубашки, — вообще-то ничего страшного не случилось… Ну, просто… играли и… всё тут! И никому докладывать об этом, конечно, не стоит… Мало ли кому и как нравится играть… Лучше всего, чтобы никто не знал… Да! Короче говоря, предлагаю… Давайте поклянёмся…
— …над розгами! — захихикала Инночка.
Ну, зачем мы взяли её с собою?
Пыжик покосился на неё, но, сделав вид, что не слышал, поднял вверх крепко сжатый кулак:
— Поклянёмся, ребята…
— Стойте, стойте, — закричала Инночка, наклоняясь, — тут что-то ещё есть! Завёрнутое в целлофан! — Она выудила из пучка розог пакетик и вдруг заорала так, что её услышали, наверное, и на Выборгской стороне, и на Охте. — Соска! Ура! Одна на всех! И с приложением! Глядите! Записка! Ого! Читаю: «Принимать между главами шпионских книг. Перед употреблением не болтать. Четыре бороды и одна безусая особа!»
— Ясно, — угрюмо сказал Пыжик. — Подстроил кто-то из девчонок, а всю эту пакость устроил или старший брат, такое моё мнение, или целая банда.
— Тогда, — сказала Нина, — я знаю кто. Лийка Бегичева. У неё же целая банда мальчишек. Стиляг. Семиклассников. Они всегда с ней бывают.
Пыжик покачал головою.
— Почерк не семиклассный, — вздохнул он. — Да и стиляги написали бы по-другому. Но не в этом дело, ребята! Дело в том, что мы должны дать клятву не трезвонить в классе об этом… стихийном бедствии. Поклянёмся же держать загадочное дело в тайне!
— Ой, девочки, — отскочила Инночка, — у вас теперь столько тайн, что даже голова кружится. Я пошла. До свиданья!
— Куда?…
— Постой!
— Куда же ты?
— оскалив зубы, помахала рукою и помчалась так, что её худые длинные ноги взлетели к самому затылку.
— Всё! — опустил голову Пыжик. — Мы пропали! Завтра весь класс будет скалить зубы.
Марго дотронулась до руки Пыжика:
— Вы не расстраивайтесь, Пыжик. Пусть смеются, а мы будем дружить.
Пыжик угрюмо поковырял носком ботинка землю.
— Говорил, не надо её брать, а вы — голосовать, голосовать.
Он круто повернулся и пошёл, не взглянув на нас, к главному входу в парк.
Растерявшаяся Марго подняла с земли пучок розог, посмотрела, смешно мигая глазами, на девочек, на спину Пыжика и закричала:
— Пыжик, а это… Вы не возьмёте?
Она протянула розги, считая, кажется, что они могут принадлежать только ему одному.
Кто же, однако, подшутил над нами?