Эта Валя не девочка, а тридцать три несчастья. С ней обязательно что-нибудь происходит, а мне всякий раз приходится распутывать её приключения. Я уже писала о письмах, которые она получала. Ну, как я и предполагала, эти письма посылали детдомовцы. Когда Валя сообщила мне о них, я на другой же день села к Елагиной на парту и сказала ей:
— Глупо! Мелкая месть! Валя смеётся над вашими письмами.
Елагина сделала удивлённое лицо.
— Какие письма? О чём ты это? Ты лук ела или без лука обалдела? Никаких писем твоей Вальке никто не посылает. Чего привязываешься? Тебя не трогают — и не лезь!
А глаза у неё бегают, так и вертятся во все стороны.
— А ну, погляди мне в глаза! — сказала я.
— Подумаешь, какая! — забормотала Елагина. — Привязывается ко всем со своими глазами… Пусть твоя Валька изучает твои глаза, а мне нечего смотреть.
— Слушай, Елагина, — сказала я, — нельзя же быть такой мелочной! Она не даёт книги, а ты глупые письма посылаешь. Чего ты хочешь доказать? Ну, что?
— Ты её агитируй, а меня нечего… Да… Она начиталась книг о любви и воображает, будто все так и начнут писать ей да свиданья назначать…
— Ага, ага! — закричала я. — Попалась! Сама проговорилась! Если бы не писала, тогда откуда же тебе известно, что Вале назначают свиданья?
— Ничего не знаю!
— Зато я всё знаю!
— Чего ты знаешь?
— Чего ты не знаешь! Валя никаких книг о любви не читает! Она о разных приключениях любит читать. О шпионах! Вот что я знаю.
— Да? — почему-то обрадовалась Елагина. Глаза её заблестели, она захихикала и, вскочив с парты, убежала. — Ладно! — крикнула она, помахав мне рукой. — Больше не буду!
Разговор с Елагиной, кажется, повлиял на неё. Валя перестала получать любовные письма. Но сегодня она снова получила письмо такое загадочное, что ни я, ни она так ничего и не поняли.
Красивым почерком на плотном листке бумаги было написано:
«Совершенно секретно. Соблюдай осторожность. На днях сообщим всё подробно. Никому ни слова. Салют!
Нептун — Гроза морей и четыре бороды».
— Кто же этот Нептун? Ты где с ним познакомилась? И эти… ещё… четыре бороды? Кто они?
— А я знаю? — пожала плечами Валя.
Мы осмотрели странное письмо ещё раз, и на этот раз очень внимательно, но ни конверт, ни марки, ни почерк не помогли нам понять: кто пишет, для чего пишет и чего хотят от Вали этот Нептун и четыре бороды?
— Просто письмо не попало по адресу! — решила я. — Или в вашем доме проживает другая Валя Павликова! Ещё одна! Но в другой квартире!
Я предложила пойти к воротам и тут прочитать список жильцов, чтобы узнать, нет ли в доме ещё Павликовых и в какой квартире они живут. Но лишь только мы спустились вниз, как столкнулись на лестнице с Дюймовочкой и Птицыным.
— Очень Хорошо! — сказал Птицын, загораживая нам с Валей дорогу. — Вы знаете, что случилось с Марго?
— Нет! — переглянулись мы с Валей.
Марго была до конца уроков в школе, спорила со мной и пошла домой одна. Что же могло с ней случиться?
— Заболела! — сказал Птицын.
— Так она всё время болеет!
— Смертельный случай! — нахмурился Птицын. — Её подняли на улице девчонки из восьмого «б» и провели домой. Я сам видел! И я думаю: теперь полагается послать к Марго делегацию! Так всегда делают, когда кто-нибудь из товарищей болеет.
— А ты за доктором сходил? — спросила Валя.
— Я сказал матери Марго, чтобы сходила! Доктора полагается вызывать матери, а мы будем делегация!
— И ты так и не узнал, что же всё-таки с Марго?
— Ну, — развёл Птицын руками. — Болеет и болеет! О лекарствах пусть мать, думает, а мы… — тут Птицын строго посмотрел на меня, на Дюймовочку, на Валю. — Деньги есть? Давайте, у кого что есть! Не с пустыми же руками идти к больному товарищу.
У нас, у девочек, набралось столько денег, что можно было купить только шоколадку. Птицын сказал, что забыл деньги дома.
— Но ничего, — успокоил он нас, — ваши деньги — моя организация! Я сейчас организую покупку подарка.
Шоколад очень полезный! Одна плитка заменяет десять килограммов хлеба! По-научному!
— И тонну воды! — засмеялась Валя.
Но Птицын, кажется, не понял, что хотела сказать Валя. Он сунул деньги в карман и повёл нас в кондитерскую; мы купили плитку шоколада и пошли к Марго.
Дверь нам открыла её мать. Мне она показалась не совсем плохой. Лицо у неё доброе, глаза хорошие, а голос такой певучий и такой мягкий, будто мыльный. Она заохала, засуетилась и, приговаривая на ходу, повела в комнату.
— Ох, миленькие, спаси Христос вас… Вот славно, вот хорошо-то как, что навестили. То-то обрадуется доченька!.. Спаси Христос, как хорошо! Ну, посидите, поговорите с ней, а я тем часом сбегаю к одному человеку. Старец тут есть. И живёт недалеко. Святой человек. Пусть вознесёт и он за болящую отроковицу святые молитвы.
Она впустила нас в комнату.
— Товарищи к тебе, Машенька! — пропела она и засновала по комнате, собирая какие-то вещи и увязывая их в узелок.
Налетая на стулья, мать Марго говорила стулу ласково: «Ох ты, глупыш, глупыш, ну чего под ноги суёшься?» Увязывая ковровый платок, она и с ним разговаривала, будто платок мог понимать её: «Вот, милый, вот так! Лежи, лежи, спаси Христос!» И, приговаривая ласковые слова, исчезла за дверью раньше, чем я успела осмотреться.
комнату так, что ни ходить по ней, ни повернуться невозможно. В углу комнаты висели позолоченные ящички с цветными фотографиями богов. Некоторые боги были ничего себе, симпатичные, с усиками и весёлыми глазами, но рядом с ними висели небритые боги, с длинными бородами и с сердитыми глазами. Чтобы боги могли лучше видеть сундуки, швейную машину, стулья, перед каждым богом висели баночки с маслом, а в них плавали, чадя, горящие фитили, и они коптили так, что на потолке и на стенах лежали полосы копоти. Да и у самих богов были немножко подкопчены носы.
Птицын пригладил волосы руками, вытащил из кармана плитку шоколада. Сунув её в руки Марго, которая лежала на постели, он сказал, кашлянув, важно:
— Это тебе от нас! Небольшой подарок! Это шоколад. Очень полезный. Когда больные едят шоколад, они всегда поправляются. А у тебя какая болезнь? Не заразная?
— Сердце! — сказала она, разглядывая шоколадку. — Но сейчас стало уже лучше.
— Сердце — самая важная часть человека, — сказал он, двигая бровями. — Важнее всего! Вот, например, нога или рука. Можно прожить без рук и без ног? — Он посмотрел на всех строго, будто мы собирались оторвать ему ноги или руки. — Вполне! И даже очень просто жить без рук и без ног. А без сердца не проживёшь.
Я разозлилась и сказала:
— Некоторые ухитряются жить без головы!
Но Птицын ничего не понял. Он посмотрел на меня с удивлением:
— Кто же без головы живёт? — И начал доказывать, почему без головы жить не полагается и как неудобно жить безголовым.
Но мы не слушали его. Я спросила Марго, когда она заболела и очень ли больно ей. Марго нахмурилась, потом вытащила из-под подушки мои книги, которые я дала ей прочитать, и протянула их мне.
— Не буду читать таких! — сказала она. — Я, может, от этого и заболела, что…
Марго не договорила, но я поняла и без слов, что она хотела сказать.
Конечно, я промолчала. Пусть она выздоровеет сначала, а потом я поговорю с ней. Тем временем Птицын уже объяснил, почему людям нельзя жить без головы и, оглядев комнату, кивнул в угол, где проживали боги Марго.
— Это какие иконы? — спросил он.
— Разные! — вздохнула Марго.
Я подумала, что Птицын начнёт высмеивать Марго, и, чтобы не раздражать её, поспешно спросила:
— А где же черти?
Марго сказала:
— Чертей мы выводим!
Меня это заинтересовало. Как же выводят чертей? Так ли, как клопов, дизенсекталем, или другой жидкостью?
— Вы их чем же… это?… Как боретесь с ними?
— Крестиками! — вздохнула Марго. — От них одно спасенье — крещенские крестики! — Она показала рукой на белые крестики, нарисованные на дверях и подоконниках. — Когда бывает водосвятие, мы ставим крестики. Каждый год ставим.
— И помогает?
— А то нет? Ясно — помогает! Черти как увидят кресты, сразу поджимают хвосты. Как миленькие!
Мы переглянулись.
— Воображаю, сколько чертей в каждом классе. Ведь у нас в школе ни одного креста нет. Ни на окнах, ни на дверях.
Марго приподняла голову с подушки.
— Кошмар, как много! — сказала она, волнуясь. — В нашем классе, например, их видимо-невидимо. Миллион!
— Ты считала их? — спросила строго Дюймовочка.
— Не верите? Смешно! Так это любой и каждый может проверить!
— Как?
— Очень просто! Найдите на парте сучок, прижмите его пальцем и трижды скажите: «Чёрт, чёрт, помоги. Чёрт, чёрт, отврати!» И обязательно поможет, обязательно отвратит.
— А ты пробовала?
— Грешно это! — сказала Марго. — Я всего только один раз попробовала, да и то потом раскаялась. Это когда не выучила ботанику.
— Ну и как?
— Ну и помогло, конечно! Не вызвали! Пришлось, однако, вспрыснуться дома крещенскою водою. Чтобы чёрт не потребовал ничего! Только, — Марго махнула рукой и вздохнула, — обхитрил он всё-таки… Отомстил. Ангиной я заболела после этого. Ангину напустил на меня.
Мы засмеялись. Птицын посмотрел на всех и сказал:
— Обманывать не полагается. Нехорошо! Чёрт на тебя надеялся, а ты подвела его. Он же помог тебе. Он же отвратил единицу. Значит, ты должна была поблагодарить его.
— Что ж, по-твоему, душу ему должна отдать? Жирно будет!
— Не обязательно душу! Могла бы хоть спасибо сказать!
Мы захохотали с Дюймовочкой, а Марго рассердилась и сказала со злостью:
— Чем смеяться, взяли бы да проверили: правду говорю или вру, как лошадь. В любой день можно проверить!
— Ерунда! — пренебрежительно махнула рукой Дюймовочка.
— Ничего не ерунда! Попробуй, сама увидишь, как помогает.
— А по-моему, тоже ерунда! — сказала я. — Ты подумай сама: ведь могут же ребята в классе в один день и в один час попросить чертей, чтобы никого не вызывали. Кого же тогда вызовет учительница?
— Тогда… — задумалась Марго. — А никого и не вызовет! Затменье на неё найдёт! Черти напустят туман такой! — И вдруг села на постели. — Даже лучше будет… Для проверки лучше, чтобы все сразу попросили чертей!
— Ладно! — сказал Птицын. — Проверим! — Он встал, надел кепку, которую вертел в руках. — А ты выздоравливай. Когда болеют, приходится лежать, а тебе лежать нет никакого расчёта! Отстанешь от класса. Пока! Руки не подаю. На всякий случай! Чтобы не заразиться!
Такая чепуха, которую ни на каких весах не взвесить!
Подбирая научный материал для разговоров с Марго о боге, сегодня прочитала в журнале «Наука и жизнь» интересную заметку о мамонтовых деревьях. Растут они в США на склонах гор Сьерра-Невада и достигают ста метров в высоту. Некоторым таким деревьям более трёх тысяч лет. Три тысячи! Подумать только! Значит, начали они расти, когда ещё не было ни России, ни Англии, ни Франции, ни Германии, а многих народов вовсе не существовало на земле. А недавно тут же нашли ещё более древние деревья. Сосны в возрасте четырёх тысяч лет. Что же было тогда на земле? Какие народы жили? И какая это была жизнь? Всё-таки как хорошо, что я родилась на четыре тысячи лет позже. Завтра спрошу дядю Васю, что было на земле четыре тысячи лет назад.